В конце весны 1982 года, когда от рукописных стихов набухли несколько общих тетрадей,
я всё-таки набрался смелости и отправился на заседание литературного кружка,
которое должно было состояться в редакции местной газеты «Бугурусланская правда».
По крайней мере, об этом говорило короткое объявление мелким шрифтом,
помещённое в подвале её последней, четвёртой страницы.
Я тщательно переписал на отдельные листочки все свои,
как мне казалось, лучшие вирши и, дрожа от волнения, отправился в неизвестность…

Редакция тогда размещалась в старом двухэтажном особняке.
Если судить по полуметровой толщине кирпичных стен – ещё дореволюционной постройки.
Видимо, купцы тогда слишком буквально понимали поговорку: «Мой дом – моя крепость».
Зато сейчас никто не жаловался на звукоизоляцию
и уличные шумы не мешали корреспондентам строчить очерки о насыщенной городской жизни…

Когда я вошёл в комнату там было жарко натоплено.
Этому весьма поспособствовала громадная полукруглая печь.
Впрочем, не исключаю, что она, словно архаичная кариатида,
осталась там с прошлых времён и была совершенно холодной.
Вместо неё трудились малозаметные батареи центрального отопления,
загороженные тумбочками.
Как бы то ни было, у меня на лбу проступил пот…

Было от чего: в центре комнаты, за огромным письменным столом,
царственно восседал литературный предводитель Бугуруслана – детский поэт Валерий Левановский.
Несмотря на свою солидность, он встал, вышел из-за стола и пожал мне руку.
«Здравствуйте, Юрий!» - энергично произнёс он. – «Наконец-то вы заявились лично! Давно Вас ждём!»
Я удивился такому приёму – особенно после его разгромных рецензий на мои стихи…

Кроме меня никто в литературный кружок больше не появился.
Поэтому мэтр, не откладывая дел в долгий ящик, принялся за изучение моих творений.
Большую часть листов он отмёл, едва взглянув.
Но пару отложил в сторону.
Помнится, там были стихи о школе и зарисовка с натуры:
«Запутался ветер в зеленых сетях – в ветвях тополиных у дома…»
Мне казалось, что это очень красивое сравнение.
Но мэтр обрушился на него всей своей поэтической мощью
и разнёс в мелкие брызги образ весеннего ветра,
который трепещет в деревьях, как только что пойманная селёдка…

Стихи про школу ему понравились гораздо больше.
Правда, он их нещадно исчеркал красным карандашом,
но в итоге торжественно объявил: «Вот так, пожалуй, можно напечатать!»
Распираемый небывалой эйфорией я помчался домой с триумфальной вестью…

Стихотворение опубликовали в газете месяца через три.
Из первоначального текста там остались лишь местоимения и рифма «школой - весёлой».
Тем не менее, внизу красовалась моя фамилия…