Не секрет, что не все из студентов становились дипломированными специалистами.
Препятствием тому служили разные причины.
Но главные из них имели тяжелый запах перегара.
Когда неприкаянные души разрывались между желаниями пить и учиться сразу,
они зависали между небом и землей.
То ли как запятнанные святые, то ли как грешники, недобравшие балласта грехов.
Ни первого вволю ни второго на совесть...

Тогда, вместо божьей длани, в дело вступала суровая рука деканата.
Студенты, не запятнавшие себя ничем общественным
(комсомольские собрания, патрули ДНД) отчислялись одним росчерком пера.
И покорно убывали либо в армию, либо на стройки социализма,
либо домой под суровые очи родителей.
Однако, не все.
Некоторые записывались в партию поху... наплевательского отношения к обстоятельствам.
И продолжали, как ни в чем ни бывало, жить так, как жили раньше.
Между небом и землей...

Одним из таких был герой того времени по кличке Лохматый.
По имени его звали редко.
Это был (кто знает, может до сих пор есть?) колоритный паренек в огромных темных очках
с копной волос не хуже, чем у Анджелы Девис(известной в те годы американской феминистки).
Густота шевелюры объективно определялась тремя важными факторами:
- отсутствие денег на парикмахера;
- возможностью ходить зимой, даже в самые лютые морозы, без шапки;
- неповторимой узнаваемостью.

Лохматого отчислили, кажется, со второго курса.
В это время я учился на первом.
С тех пор и вплоть до моего последнего дня в институте,
он жил то в общежитии у друзей, то у друзей на съемных квартирах, то еще черт знает где.
Пил, что нальют.
Ел, что дадут.

При этом: умудрялся не обрасти бородой, не вонять и ходить всегда с дипломатом.
Дипломат был необходим, чтобы не привлекать внимания бдительных милиционеров.
Даже от объятий военкомата он ухитрился увернуться.
Дома говорили: "Так он же в институте учится! Там его ищите!"
В институте утверждали: "Он давно отчислен. Скорее всего - убыл домой!"
А Лохматый, становясь все более лохматым, словно не замечал времени...

Надо отдать ему должное:
он обладал феноменальной памятью во всем, что касалось футбола.
И хоккея.
А заодно и прочих видов спорта.
При всем при том, что никогда спортом не занимался.
А кто у нас тогда в стране не был болельщиком, кроме женщин?
Только тот, кто не пил.
А кто у нас из большинства мужчин тогда не пил?
Только преследуемые законом меньшинства...

Лохматый к меньшинствам не принадлежал.
Просил мало, говорил метко, помнил много.
Однажды, он надолго поселился у нас в комнате.
Для него выделили специальную раскладушку,
каждое утро убирая ее в секретное место шкафа -
на случай облав и внезапных паспортных проверок.

К началу мексиканского чемпионата мира по футболу 1986 он зарос так,
что из-за падающих на лоб прядей иногда не было видно подбородка.
Было непонятно, как при таком богатом скальпе он вообще может смотреть телевизор.
Видимо, случилось ужасное и он чего-то не видимо.
И опрометчиво дал обещание, что если сборная СССР выйдет в следующий круг (1/8 финала),
он пойдет и подстрижется (в парикмахерскую, конечно, а не в монахи).

Как известно, сборная СССР вышла туда, но в яростной борьбе проиграла сборной Бельгии 4:3.
Однако, слово - не воробей.
Мы жестко взяли Лохматого под локти и, как он ни изворачивался, повели стричься.
Ни выпить и поесть перед этим не дали.
Он ослаб и покорился силе.

Молоденькая парикмахерша, увидев в дверях салона этакое чудовище, побелела как полотно.
Но, вооружившись машинкой, словно ручным пулеметом английской системы "Льюис"
и стиснув зубы, чтобы не дрожали, пошла в решительную атаку...
Через полчаса, широко улыбаясь, бывший Лохматый показался в дверях.
Его череп блестел в лучах заката, пуская зайчики на синие стены парикмахерской.
Скорчившись от восторга, мы упали под диван...

Лохматый перестал быть лохматым, но кличка приросла к нему навсегда.
Доходят слухи, что сейчас он черный риэлтер.
Как обстоят дела с шевелюрой - слухи не говорят.
Наверное, с возрастом облысел...