Несмотря на трудное время, я еще помню, что первого марта начинается Весна.
Одни в ней брезгливо замечают только лужи и кучи экскрементов вдоль дорог,
другие начинают деловито готовиться к посевным работам,
а третьим все равно - по разным причинам и разными способами...

Сам удивляюсь, что одновременно относясь и к первым и ко вторым и к третьим,
надежно защитив себя броневыми листами цинизма и
воспитав внутри холодную расчетливость,
тем не менее, всегда сдаю позиции перед весенними ростками влюбленности:

Но, вот уже много лет подряд, запросто путая все расчеты,
они проходят через любую броню,
как иголка сквозь кисею...

Откуда в них взялось столько упрямства?
Когда все это началось?
С кого это все началось?
Как ни странно, все еще помню.
Наверное, эту память даже чистым медицинским спиртом не вытравишь...

Первый намек на влюбленность наметился в подготовительной группе детского сада.
Каждый день ее посещала девочка по имени Катя
(фамилии - к счастью или к несчастью я не помню).
Она была очень красивой девочкой.
Настолько красивой, что именно с тех пор,
имя Катя неизменно вызывает у меня симпатию.
Не то что на подсознательном - на молекулярном уровне...

Возможно, мы даже играли на одной веранде.
Вполне вероятно, что наши кроватки даже стояли поблизости.
Больше того.
Мы даже участвовали в похоронах ежика, которых сдох в живом уголке детского сада.
Ежиком стали питаться многочисленные червячки
и его быстренько зарыли в землю сразу позади веранды.
Мы с Катей стояли вместе и смотрели, как кто-то из взрослых орудовал лопатой.
Но не плакали, потому что считали смерть очередной игрой...

А вот где-то на стыке зимы или весны случилось страшное:
мне впервые пришлось столкнуться с женским коварством.
Как-то раз, во время вечерней прогулки я заметил,
что все мальчишки из моей группы буквально облепили фанерный домик
неподалеку от веранды и, облизывая языком свои, пересохшие от волнения губы,
чему-то явно завидовали...

Мне немедленно захотелось позавидовать тоже.
И, сгорая от любопытства, я подбежал к ним и заглянул в дверь.
Уж лучше бы я этого не делал.
Как оказалось, моя обожаемая Катя в домике целовалась с хулиганским мальчиком из нашей группы.
Может быть, даже не с ним одним...

Я не стал завидовать.
Просто пошел и заплакал, приложив горячий от волнения лоб на металлический поручень ограждения клумбы.
Следует сказать, что дело происходило тогда, когда на улице все еще властвовал мороз.
Ну, может быть, не ахти какой: градусов 10-15, но все же мороз.
И после того, как я оторвал свое заплаканное лицо от проклятого металла,
то на нем остался добротный лоскут кожи.
И, как поэтическое дополнение к слезам, на лицо хлынула кровь...

Вокруг меня немедленно возник переполох.
Вокруг засуетились и воспитательницы и нянечки.
И те, кто целовался в будке, тоже настолько перепугались, что...
Впрочем, я уже не видел, насколько они перепугались.

А меня немедленно отвели к доктору, который лениво начал колдовать над раной...
Кровь остановилась, но первый шрам остался.
Как и первые законы незыблемости чувств:
- не приходи, когда не зовут;
- не приходи раньше времени;
- не приходи, не предупредив...

Поэтому, спустя столько лет мне хочется заявить внятно:
"Спасибо тебе, Катя!
Ты меня уберегла от стольких шрамов..."

(продолжение следует)